Принципы жизни – самые непоследовательные и самые пронзительные интервью, которые я когда-нибудь писал.

Первый сезон. Даже не думал, что девять интервью с людьми, которых я так давно знал, я внутренне назову для себя «Первым сезоном». И что путешествие в глубину этих людей станет, на самом деле, поводом впервые за семь лет задуматься о том, кто я сам, и куда я иду.

Я, наверное, влюбился в этот проект. Как в настоящей любви я четко помню день, когда он начался. Это был конец августа. Я приехал к Олегу Ефриму в его офис, на Букурешть. Есть в нашем городе дома, где ты можешь сказать – я сейчас в сердце Кишинева. Их еще много, таких сердец. Где высокие потолки, старые полы и голоса тех людей, которые здесь жили. А у этого особняка еще и огромная терраса, о которой никто и не догадывается, когда заворачивает на Букурешть с Пушкина и идет мимо этих ворот. Мы сидели с Олегом на террасе, утром в субботу, пили кофе, я гладил кота, и Олег сказал в ответ на мое предложение: «Конечно, делаем этот проект».

Мне часто врезаются в память фразы из любимых книг. Из нелюбимых книг фразы надо записывать, а из любимых слова это делают сами. «Этот город тебя зажал в горсти и не выпускает». После девяти интервью с девятью разными людьми, причем одна героиня эмигрировала из Молдовы, а другая – приехала на время сюда жить, я начал понимать, что эта страна зажала нас в своей ладони и уже никогда не отпустит. Абсолютно неважно, где мы будем жить дальше, в Кишиневе или в Канаде. До конца жизни мы уже будем жить в Молдове. Она нас не отпустит. Да и мы никогда не захотим уже уйти от нее.

Уже после первого интервью стал понятен рецепт «Принципов жизни». Чтобы интервью получилось, нужно вытащить из человека несколько хлестких фраз, несколько давно забытых воспоминаний,  обязательно – о родителях, обязательно – о детях. Нужно спросить про Молдову, нужно спросить о несчастьях и не забыть спросить о самых счастливых днях. Такой простой рецепт. Ничем не отличается от рецепта жизни. Родиться, родить, Родина. Несчастье и счастье перемешать в возможной случайной пропорции.

Я был просто ошарашен тем, как мы мало знаем о людях, которых знаем почти всю жизнь. Больше половины героев первого сезона «Принципов» я знаю по двадцать лет. К концу сезона я все чаще стал задавать себе вопрос. Почему за эти двадцать лет я не удосужился один раз, всего один раз взять бутылку вина или виски, приехать к этим людям домой и просто поговорить с ними о жизни? Какой же я дебил! И каким же я дебилом буду. Ведь ко всем я точно не приеду. Не успею. Найду отговорки, что дела заели. А потом, однажды, случится то, что уже случилось однажды. Моя бабушка умерла, и я никогда больше не узнаю, она моя родная бабушка, или она удочерила маму, потому что тогда была война. И еще тысячу вещей не узнаю.

Чтобы что-то узнать у человека, нужно что-то отдать ему свое. Вот представьте. У вас есть сорок минут или час. Напротив вас за столом или в трубке вашего телефона человек, который согласился дать интервью. Разговор начинается, но этот человек еще не с вами. До этой минуты, в этот обычный день, у него была сотня обычных дел. Когда вы расстанетесь, его ждут обычные дела. Как в эти короткие минуты вытащить из человека воспоминания, о которых он сам не думал десятилетиями? Способ только один. Рассказать что-то такое о себе, чтобы ваш собеседник забыл на время, что сейчас просто обычный день.

У первого сезона есть одно взятое и написанное интервью, которое прочитал только один человек. Герой интервью. Это интервью не хуже и не лучше девяти остальных. Но герой интервью принял решение, чтобы оно не выходило. И я честно не знаю до сих пор, это я облажался или человек не захотел видеть себя таким, каким он есть, потому что я не поменял ни слова из сказанного им текста.

Этот цикл интервью заставил меня задуматься об очень важной для меня мысли. Кто создал христианство? Иисус Христос или евангелисты? Человек, который стал в центр религии, изменившей судьбы мира, или люди, которые написали об этом. Ведь если бы не было канонических текстов, то не было бы и религии. Кто меняет мир? Посланник? Послание? Или те, кто записали послание? Это, на самом деле, вопрос о моей будущей жизни. Чем я буду заниматься следующие несколько дней или сорок пять лет? Я очень благодарен этим девяти интервью, потому что я окончательно понял, что я умею делать. Искать смыслы в людях и переводить их в слова.

Я сорок минут не мог вытащить из Кирилла Габурича ничего, что можно было написать в интервью. Мы сидели в «Бердсе», завтракали, обсуждали дела и новости, и я понимал, что еще тридцать минут, и мы расстанемся. И интервью не получится. А потом, случайно, задал вопрос про его сына и гонки. И интервью получилось. Есть единственный ключ, который открывает человека с пол оборота. Это – любовь.

Мне кажется, что каждому человеку стоит раз в пять или десять лет писать свои «Принципы жизни». Сохранять их и перечитывать. Чтобы лучше понять себя. Лет десять назад я так и сделал. Тот текст, к сожалению, не сохранился. Но я помню из него фразу: «Ты нужен себе, пока ты нужен другим». Она классная, я и сейчас с ней согласен и рад, что она у меня так четко сложилась тогда. Но сейчас я бы добавил к ней еще одну. «Ты нужен другим, пока ты нужен себе».

Станиславский сказал: «Любить – это хотеть прикоснуться к человеку». Это лучшее определение любви, которое я могу себе представить.

Эти три месяца я много перечитывал Бродского. Для меня нет ни лучшего поэта. А еще для меня очень странно, что в его сборники почти никогда не включают его единственную большую поэму. «Шествие». Он писал ее всю осень, до зимы. В поэме «интервью» с героями. Не пересчитывал их, но их тоже около десяти, как в первом сезоне «Принципов». Этой осенью я «Шествие» не перечитывал. Его просто нет в моем бумажном сборнике. Но перечитал сегодня утром, перед тем, как писать этот текст. Не знаю, что меня дернуло. Или знаю? Может, чтобы дочитать до конца, вот до этих строк?

Три месяца мне было, что любить,

Что помнить, что любить, что торопить,

Что забывать на время. Ничего.

Теперь зима и скоро Рождество.

И я слова последние пишу.

Ни у кого прощенья не прошу.

За все дурноты. Голову склоня.

Молчат герои. Хватит и с меня.

Пора заканчивать этот текст. До начала рабочего дня нужно написать еще одно интервью. Сейчас четыре тридцать утра. Я в Кишиневе, в декабре. В центре города, на Льва Толстого. За окном сейчас поют петухи не застроенного пока многоэтажками «частного сектора». И я понимаю, что ни в Париже, и ни в Праге за моим городским окном никогда бы не пели петухи. Такое может происходить только в одном, родном городе на земле, в Кишиневе.

Павел Зинган