Поп-арт, абстракция, наскальная живопись. Речь о трех художниках? Нет, об одном. Интервью с Алексеем Гурским.

Алексей, привет. У меня есть знакомая, успешная художница. Мы как-то разговорились о стратегии художника. Искусство – искусством, но для свободы, в том числе и творческой, нужны деньги. И она меня практически убедила, что хороший художник должен быть узнаваемым с первого взгляда на его работу. А, значит, это верность выбранному стилю. И вдруг, перед встречей с тобой, мне говорят, что ты работаешь и в жанре поп-арта, и абстракции и, даже, наскальной живописи. Это что значит, что ты пока не задумывался о стратегии?

Давай пока отложим скальную живопись. Это, все-таки, отдельный, хоть и большой проект. Что касается поп-арта и абстракции, то здесь все просто. Зовут меня Алексей Гурский, но в творчестве у меня два альтер эго. Алекс Гурский рисует поп-арт, а Герхард Росс – абстракцию. И вот у «них», у каждого – свой стиль и своя стратегия.

Алекс Гурский, допустим, еще легко угадывается, а что за псевдоним Герхард Росс?

Герхард – это имя моего дедушки по материнской линии. А Росс – это перевертыш от города, где я родился и вырос. Сороки.

В Сороках есть художественная школа? Ты там учился?

Я по-другому учился. Сколько я себя помню, я рисую. Мама мне говорила, что я не мог этого помнить, но я точно помню. Мне было годика два и меня повели к врачу. Там нужно было человечка нарисовать, ну такого, как двухлетние дети рисуют, палка-палка-огуречик. Ну а я выдал целый контур, как в театре теней, в буденовке, как у меня тогда была.

А потом, уже когда я в школе учился, один выходец из Сорок открыл у нас филиал Питерской художественной школы. Там я проучился два с половиной года, но за два месяца до окончания у нас был «идеологический» конфликт, я хлопнул дверью и ушел. Вот не думаю, что для того, чтобы быть успешным художником нужен, обязательно, диплом. Вся моя жизнь именно этому меня и учила. Кто умеет, тот просто делает.

То есть художественную академию ты с красным дипломом не закончил?

С красным дипломом я окончил университет в Кишиневе, международные отношения. Приехал с этим дипломом в Сороки, подарил родителям и сказал, что возвращаюсь в Кишинев. Но не в дипломаты, а в художники. Еду рисовать детские книжки.

А что, уже были заказы? Ты подрабатывал в университете?

Не было никаких заказов. Я вернулся в Кишинев, денег было на месяц, но я был уверен, что найду эту работу для себя. Каждый день искал в интернете вакансии и, в итоге, нашел.

Рисовать иллюстрации к детским книгам?

Да. Это было небольшое издательство Анатолия Ротарь. И магазин детских книг. Мне нравилось рисовать именно в магазине, помню, мы там даже потоп пережили после одного из кишиневских ливней.

В общем, начало твоей карьеры художника – это иллюстрации?

И не только начало. Всякий раз, когда меня заносило с очередным моим «бизнес» проектом, от выпуска журнала об экстремальных видах спорта до собственной кузницы, меня спасала подработка иллюстратором. Я и сейчас сотрудничаю с одним румынским издательством, рисую каждую страницу с нуля, тема – питание и здоровье для детей. В моих «детских» приключениях был даже проект мультиков, для СТС-Россия, довелось поработать с «папой Смешариков», правда, это были не Смешарики, а другой проект.

А когда же начались проекты «Алекс Гурский – поп-арт» и Герхард  Росс «Абстракция»?

У меня были мои художественные выставки и в 2014 и в 2017 году, но, можно считать точкой отсчета зиму 2019 года. Я вернулся в Кишинев из Румынии, снял студию и начал осознанно работать над коллекциями. Кроме того, я решил создать самую большую в Европе «модульную картину».

Модульную?

Да. Это картина, которая складывается из 60 отдельных картин. Размер 3.3 на 2.6 метра. Каждая часть может жить как автономная картина, но все вместе они несут общий смысл. Она мне приснилась, и я умер бы, если бы ее не написал.

Как называется, что на ней?

The World. Слева на ней все негативное. Ненависть. Зло. Зависимость от денег. Справа – все светлое. Любовь, мечты, путешествия, семья. Посередине – широкая красная полоса. Эквилибрирующий баланс. Женская душа. У картины свой подтекст. В нашем мире больше того, на что мы сами обращаем внимание, что притягивает нас в жизни. Кто-то смотрит на правую сторону.  Кто-то на левую, негативную. Кого-то притягивает баланс.

Она уже продана?

Нет, цена на нее только формируется. Она действительно уникальна, как минимум своей модульностью. Для нее запланированы выставки в Киеве, Бухаресте, Москве, Казахстане. Она бы уже начала путешествовать, если бы не карантин и коронавирус.

Вернемся к поп-арту и абстракции…

Поп-арт я люблю давно. Энди Уорхол для меня точно икона. Все мои картины из текущей коллекции посвящены женщине. Коллекция называется «Ангелы и демоны». Для нас, мужчин, женщина, зачастую – ангел. А для себя она – демон. 14 февраля я выставлял коллекцию в Кишиневе, еще через неделю в Крикова, под землей, в подвалах. Но сейчас уже не все картины в доступе. Одна была куплена в Онтарио, две – в Лос-Анджелесе, три – в Лондоне, одна – в Италии. Но, по-моему, еще 19 картин из коллекции «в доступе». И посмотреть, и купить.

А абстракция?

Моя абстракция – это как ассоциативный импрессионизм. Я работаю шпателем. Моя техника в том, чтобы поймать момент и позволить картине «написать самой себя». Это выплеск моего подсознательного. Более того, я открыл для себя, что картины могут работать и как психоаналитик для зрителя. Психология восприятия цвета – это вообще отдельный раздел психологии. Когда человек смотрит на мою картину и рассказывает мне, какие образы он там видит, это как раскрытое окно в его подсознание. Один человек видит облака, другой – пламя, а на самом деле они видят проекцию своих фантазий, страхов или комплексов. Иногда это даже выливается в сеансы арт-терапии, я реально у себя в студии пару человек вытащил из депрессии. И абстракция здесь – ключ к пониманию человека.

Кстати, слово «подсознание» напомнило мне спросить тебя о наскальной живописи. Где это ты нашел скалы и зачем ты их расписываешь?

Не скалы, а пещеры. Думаю ты уже видел эту мою работу и не только ты…

Где?

Epoca de Piatra в Бранештах…

Точно! Мамонты… помню…

Это очень большой проект. Он длится уже третий год. Когда расписываешь стены в настоящей пещере, тебя, как на машине времени, отбрасывает назад тысячи на три лет.

Перед тем как взяться за проект, я изучал примеры самых больших пещер в мире, где сохранилась наскальная живопись. Во Франции, Северной Африке, Канаде, Австралии. Но то, что я делаю, это не копия. Я добавил идолов и символов из нашей зоны. И работа еще не закончена, там еще остались чистые стены для меня.

Тебе не тесно в рамках Молдовы? Замах у тебя точно шире, на рынки побольше…

Я прекрасно понимаю, что для того же поп-арта Молдова не самый лучший рынок. Есть проблемы и менталитета и финансовой емкости. Кишинев – не Лондон и не Нью-Йорк. Если бы Уорхол начинал в Кишиневе, может он и не стал бы мировой звездой. Но мне тупо хочется рисовать поп-арт и я буду это делать. В конце концов, каждое новое веяние расширяет дыру в рутине. Меня просто затягивают детали. Например, в некоторые картины я вписывал рунические символы. Они не бросаются в глаза сразу, но несут свое, глубокое значение. Могу после работы над картиной просто вырубиться, столько энергии она забирает.

Мой план, это если отвечать на твой вопрос о «рынке», на самом деле очень простой. Быть честным с собой. Рисовать не на продажу, а так, чтобы понравилось тебе самому. И я уверен, что эти картины найдут своих покупателей и поклонников. Согласись, для настоящего искусства мир становится все прозрачнее и прозрачнее.

Хочу представить вам в конце интервью несколько картин. Думаю, что вы уже легко разберетесь, где Алекс Гурский, а где Герхард Росс