Моему сыну Кристиану скоро исполнится три года. Сейчас его любимая фраза: «Мама, это тебе не игрушки». Правда, чаще всего он говорит ее, когда я забираю игрушки у него.

Когда я училась в школе, наш музыкальный руководитель решил, что нам нужны средства на развитие. Как способ он выбрал то, чтобы мы пели, как говорят музыканты, «на шляпу» перед одним из городских базаров. Это было напротив торгового центра Jumbo. Получился неплохой эксперимент по преодолению детской застенчивости. Но деньги нам подавали.

Перед выходом на сцену на своем первом «Евровидении» меня спасал от волнения Теодор Рэдулеску. От страха у меня колотилось сердце, вспотели ладошки, мне казалось, что я забыла слова. Теодор стоял прямо за кулисами и, как тренер по боксу, подставил мне руки, а я колотила по ним, чтобы хоть немного собраться.

Меня воспитала бабушка, и словечки у нее вылетали еще те. Как то период неудач у нас затянулся. Бабушка это резюмировала так: «Вечно к нашему берегу пристает не г***, так палка». Я, почему-то, надолго это запомнила.

Когда умерла мама, я из детства за одну ночь перешла во взрослую жизнь. То время – это закрытая коробочка в глубине души. Я ее старюсь пореже открывать.

Я выступала почти перед всеми первыми лицами СНГ, кроме Путина. Но больше всего я запомнила выступление, когда в Кишинев приезжал Джо Байден. Сцена была на площадке перед Театром Оперы и Балета. Поднимаешь глаза во время куплета, а с крыши Театра на тебя смотрят снайперы.

Обожаю секретные темы. Когда я была маленькой, у нас в подъезде жил молодой красивый следователь. А я была фанаткой детектива Коломбо и тоже мечтала, как пойду работать куда-то в полицию или даже службу безопасности. После смерти мамы это желание снова появилось. Может потому, что мне не хватало чувства защищенности.

Можете смеяться надо мной, но я верю в цифры. Я родилась 11 декабря, и как-то мне все время бросалось в глаза время на часах: 11:11. Я даже в Google полезла проверять, что бы это могло значить. Google ответил, что это ангелы говорят с нами. Я, конечно, не верю в ангелов, но и спорить с Google не буду.

Я быстро привязываюсь к людям и потом долго отхожу, если приходится в них разочаровываться.  Первое мое разочарование, связанное с мужчинами случилось еще в 19 лет. Я влюбилась и ушла из дома жить к парню, в квартире с его родителями. Пару месяцев так прошло, но потом огонь нашел на огонь, было перебито немало посуды и мы расстались. Я долго помнила это больное расставание. Может и потому, что оно было первым.

Так получилось, что я сдружилась с семьей Иосифа Давыдовича Кобзона. Они относились ко мне как к дочери. Когда я закончила консерваторию, я хотела поступить в Москве в театральный институт. Тогда жена Кобзона меня выслушала и сказала: «Знаешь сколько актеров в России? Умеешь зарабатывать пением? Так, пой. Никому не нужна еще одна очередная актриса». Думаю, она была права. И в театральный я так и не поступила.

Сколько бы я не выступала, но когда концерт серьезный и большой груз ответственности, то страх перед выступлением всегда есть. Да, я знаю, что я боец, что я выложусь, но все равно сердце колотится, что я могу что-то сделать не так.  Как перед прыжком с парашютом. Но на сцене уже чувствуешь себя, как пианист перед инструментом. Руки все помнят, сел и погнал. Такое волнение, конечно, мешает. Но у тех артистов, у которых оно пропадает, они же становятся как роботы. Я так не хочу, уж лучше волноваться.

Моя жизнь – бесконечные американские горки. То все хорошо, то – полная ж***. И хотя я очень организованная, настоящий педант, но психотип у меня такой, что середины я не знаю. Или кипяток, или лед.

Я люблю Молдову и даже если уезжала на несколько месяцев или полгода, то все равно понимала, что вернусь и хочу жить именно здесь. Только никак не могу привыкнуть, что если ты где-то оступишься, то тебя с удовольствием обольют еще и грязью, а если сделаешь что-то хорошо, то всегда найдется кто-то, кто примажется к успеху.

Врагов у меня нет, но мне страшно нравится иногда повторять: «Враги не дождутся».

Люди не верят в сказки, но они случаются. Я давно хотела еще раз попасть на «Евровидение», но прекрасно понимала, что бюджеты на подготовку я сама не потяну. В этом году, 3 января, я летела на съемки в Болгарию. Стояла в терминале, ждала автобус. Вдруг приходит смс-ка от Филиппа Киркорова. А мы, как бы это сказать, коллегиально общались достаточно, но в это общение не входило личное поздравление с праздниками.  Я даже подумала, что это розыгрыш. Но там было аудио сообщение от Филиппа. Что-то вроде: «Ты понравилась моим «грекам» (это его команда), мы верим в проект тебя на «Евровидении», бюджет как-то найдем, можешь ли ты через три дня прилететь в Афины на запись песни?». Если бы меня тогда снимали скрытой камерой, то было бы видно, как у меня лицо несколько раз меняет цвет, а потом я просто начинаю плакать. Он еще под конец что-то добавил про чудеса в новый год. Жизнь иногда подбрасывает сюжеты похлеще, чем мелодрамы.

Когда через два месяца карантина и период неопределенности «Евровидение» отменили, я несколько дней пела, пила и плакала, чтобы прийти в себя.

Я люблю быть одной, мне очень комфортно, так как я публичный человек. Но, одновременно, меня жутко пугает одиночество. Мне нужно любить, и чувствовать, что я любима. Я, как цветок на солнце, реально от этого расцветаю.  От меня можно в такие моменты подзаряжать приборы.

Годы идут и надо торопиться. Я вменяемый человек и не буду в 45 лет прыгать по сцене в короткой юбке. Всему свое время.

Мне интересна политика. Года три назад я даже всерьез думала, что пора мне попробовать себя в ней. Но в одном частном разговоре, когда я самоуверенно заявила, что после шоу-бизнеса могу уже не бояться грязи, мне ответили: «Поверь, в политике все гораздо хуже». И я этого шага не сделала. Но амбиции что-то сделать для страны у меня все равно остались.

Хочу открыть детскую школу творчества и большой продюсерский центр для талантливых людей. У меня уже есть полный концепт с названием и вся визуальная часть. Как найду финансирование, сразу его реализую. У нас безумно талантливый народ. А дети есть просто с потрясающим потенциалом.

От «желтой прессы» тоже может быть польза. Мне не раз доставалось из-за «Комсомолки», но однажды она меня здорово выручила. Мы ехали в Тирасполь, опаздывали на выступление, и уже перед самым блок-постом я вспомнила, что паспорт остался дома. С собой никаких документов. Но в машине случайно была «Комсомольская правда» с моей фотографией. И, о чудо, удалось уговорить пограничников, что газета – это почти удостоверение личности. Меня тогда пропустили.

Если кто-то думает, что артистам легко достаются деньги, ему стоит посмотреть на меня после восьми выступлений за два дня. Приезжаешь в пять часов утра домой, садишься на табуретку в коридоре и больше ничего уже сделать не можешь. Просто сидишь.

В моменты глубоких разочарований, я часто слушаю песню Лигалайза для фильма «Сволочи». Там, в припеве, поется: «ни любви, ни тоски, ни жалости». Я пытаюсь настроить себя так жить, думая что, может, станет легче. Но, конечно же, нет, не могу. Я безудержный, верящий в людей романтик

Настоящую известность в России мне принесло не «Евровидение», а победа на «Новой волне». Это был первый большой конкурс после смерти мамы. На кастинг все артисты приезжали с продюсерами, а я полетела в Москву с дедушкой. Денег было в обрез, я шла Арбату с чемоданчиком, как Клеопатра Стратан в клипе. Пошел такой ливень, что я зашла в магазин, купить зонтик. Попала на самые дорогущие, но купила себе зонтик «Ферре». Он до сих пор лежит у меня дома. 

Победа на «Новой волне» принесла мне 50 000 долларов. Об этом сразу написала «Комсомолка» и не всем преподавателям в консерватории понравилось, что у двадцатилетней девчонки такие сумасшедшие деньги. Но «Комсомолка» не написала, что 25% премии ушли на налоги государству, почти 30 000 я отдала тем, кто помог мне, и профинансировал затраты на подготовку к конкурсу, а на оставшиеся 5000 я сделала памятник маме.

Я жуткий романтик, и до последнего дыхания буду благодарна Богу, что я пою. Я верю, что это не мы выбираем профессию, а профессия выбирает нас.

Мне как-то подарили маленького оловянного солдатика, и с тех пор я всегда таскаю его с собой в сумке.

Есть решение, что я поеду на следующее «Евровидение». Уже готова другая песня, таковы условия. И если Prison была балладой, то эта – чистый драйв, секс и молодость. Пока я еще могу позволить себе короткую юбку.

Верю в семью. В этакую идеальную картинку, как на в американских рекламных журналах. С любимым мужем, детьми, домом и собаками. Мечтаю об этом, может потому, что у меня ее в детстве никогда не было, той идеальной семьи. Мечтаю о женском счастье, и верю, что встречу того единственного, предназначенного мне судьбой, просто еще не пришел момент.

Павел Зинган