«Так ли это…?». Мне близко отношение к жизни из старой китайской притчи. Там где у старого китайца сначала пропадает жеребец, и все говорят, что это плохо, потом жеребец возвращается со стадом кобылиц, и все поздравляют его с удачей, потом его сын ломает ногу, объезжая новых лошадей и все сокрушаются, и так до бесконечности. И всякий раз, когда люди говорят ему, что это хорошо или плохо, он отвечает одним вопросом: «Так ли это?»

Архитектор – это творец пространства, помощник Господа Бога в пробуждении души

Есть поговорка, что собака смотрит на кость, а лев смотрит на бросающего кость. Мы должны научиться быть львами и смотреть на сущность вещей.

Я – кожевенная мастерская по пошиву авторских кошельков. Я не хочу проектировать стадионы и города. Стадион заберет из моей жизни пять лет, из которых семь процентов будет творчеством, а все остальное – менеджментом проекта. Для себя я хочу выбирать авторские проекты, которые насыщают меня энергией и вдохновением.

Был в моей жизни такой челлендж – я собрала вещи и поехала за две недели сделать в Китае проект ночного клуба. Нужно было сориентироваться на местности, понять вкусовые предпочтения местных, ведь клуб – для Китая, и – сделать проект. У меня был марафон в Китае, у моих сотрудников – в Кишиневе. Проект мы сделали. Но, чтобы было легче представить себе специфику работы в Китае, просто расскажу одно из воспоминаний. Нужно было утвердить у одного из инвесторов планировку клуба. По китайским понятиям мы ехали недалеко – триста километров от Гуанчжоу. Приезжаем. Уважаемый китаец, а поэтому типаж как из фильмов о гонконгской мафии. Одноглазый, кстати. Я к тому моменту восемь лет как вегетарианка. И вот, за богато накрытым столом, в окружении большой мужской компании мне приносят какие-то свиные хвостики с морепродуктами. Я смотреть на них не могу, но мне незаметно подсказывают: «Ты не можешь не есть, это будет неуважение к хозяину». И я давлюсь хвостиками, но – ем.

 Я не верю, что мы приходим в этот мир на семьдесят или сто лет только для того, чтобы купить пару квартир, пару железок на колесах, внести свой вклад в загрязнение мира, и – уйти. Замысел не мог быть таким.

Моя первая флагманская картина – это «Гусь». Точнее ее полное название: «Великолепный товар, который можно продать или Шизополис». Но на картине есть гусь и все ее так и называют. Наверное, она стала толчком написать для выставки в Mimi еще восемь незапланированных картин, пригласить туда московского журналиста и она же породила целую цепочку событий, в результате которых моя «Конспирация», другая картина, уехала с сайта Саатчи за 12 500 долларов на Тайвань. Про нового хозяина «Конспирации» знаю только то, что это – женщина.

Живопись для меня – это встреча с самой собой. Не всегда приятная, но всегда интересная.

Мои дети – это клевые чувачки, как котята в мешке. Это мои товарищи и мои учителя. Они мои стимуляторы на понимание, на спокойствие, на внимание, на любовь, на попытку распределения себя так, чтобы хватало и им. Глядя на них мне хочется спросить идеальных мам из соцсетей, как же вы все успеваете? Я вот ни хрена не успеваю, но счастлива бываю очень часто.

Самое  мое большое счастье – это рождение детей. Мужчинам очень не повезло. Они не могут представить себе, что такое рождение ребенка. Это – другая планета. Сейчас я смотрю на своих пацанов и дочку и думаю: «Что, серьезно? Это я их носила под сердцем?»

Мы – избалованная в еде семья. Мой супруг готовит как бог, каждое блюдо – произведение искусства, я уже не говорю об итальянской пасте.

Мою душу греют виниловые пластинки, Эллочка Фитцджеральд, Рави Шанкар с его ситарой, искусство, двадцатый век, скульптура, я могу продолжать этот список часами. Вот несколько лет назад я встретила книгу про лиможские эмали. Я несколько дней практически не спала, не могла от нее оторваться. Такой короткий эпизод в культуре человечества, всего несколько сотен лет волшебства в одном из городов Франции, уже навсегда забытая техника. Мгновение в наследии человечества. Ты представляешь, сколько человечество уже оставило после себя прекрасного, сколько информации для души? Эта красота обязана спасти мир, я не верю, что может быть по-другому. Мы не имеем права просто прийти сюда, наср*ть и свалить. Не имеем права!

Я питаюсь энергией музыки и книг. Когда мне плохо или я устала, я включаю виниловую пластинку, вытаскиваю наугад первую попавшуюся книгу, понимаю, как я давно ее не смотрела, и информация начинает разговаривать со мной. И этому впитыванию нет конца и края.

Музыка – наибескорыстнейшее искусство в мировом наследии.

Маленькие дети не могут слушать Баха. Нужно чтобы сформировался чувственный аппарат, нужно, чтобы душа прошла огонь, воду и медные трубы, чтобы понять, что ты ничего не понимаешь еще в этой музыке, но уже не можешь не замереть, слушая ее. Эта музыка написана для того, чтобы мы могли каким-то образом спастись…

С Кишиневом все не так просто и не так хорошо. С архитектурой здесь вообще полная ж*па, но это – мое место на карте. Я хочу здесь жить и хочу, чтобы мои дети здесь жили. Это наш общий такой «медвежий» угол. Здесь ничего не происходит и здесь с нами ничего плохого не случится. Нас здесь просто не достанут.

Мой бог в архитектуре – Тоёо Ито. Кто-то про него сказал, что он как Джармуш в кино, Месси в футболе и Боуи в музыке. Это тот японский гений, который превратил использование пустоты в искусство. Такая пустота приводит человека к природе и мироощущению себя.

После всех моих поездок Япония продолжает оставаться бесконечно притягательной для меня культурой и культурой, в которую я не могла бы никогда интегрироваться. Это как пятнадцатый камень сада Рэндзю, это как выражение, под которым я готова тоже расписаться, что когда я прожил в Японии шесть недель, я понял, что знаю про нее все. Потом я прожил шесть месяцев в Японии и решил, что мне еще нужно о многом подумать в этой стране. А потом прошло шесть лет, и я осознал, что я здесь ничего не понимающий пришелец.

Если бы не Сюнга – японская эротическая гравюра, я бы могла не стать архитектором. Я уже оканчивала институт искусств и для одного из просмотров мы должны были на свой выбор подготовить копии всемирно известных произведений искусства. Темой для двух копий я выбрала самурайские эротические гравюры, меня завораживала эта техника. Увидев эти работы, а они достаточно откровенные, мне сказали: «Ставим тебе за них десять баллов сразу, но ты не выставляешь их на просмотр». Я уперлась, это же из сокровищницы мирового искусства! Мне отказали. Это не вписывалось в мои принципы. Я развернулась, ушла из института, поступила на архитектурный и – стала архитектором.

Павел Зинган